Наталье Владимировне Леликовой было 17 лет, когда началась блокада. Она выучилась на шофёра и на маломощной газогенераторной машине возила дрова для Ленинграда.
После победы она не садилась за руль. Не представить, как тяжело было крутить баранку грузовика без гидроусилителя руля, заводить его с ручки «стахановки» и водить его по разбитым лесным дорогам, когда ты голодная молоденькая девушка.
27 января 2020 года, в День снятия блокады Ленинграда, мы вспоминаем погибших и поздравляем живых — свидетелей, участников, жителей блокадного города. Их жизнь в осаде — отчаянное противостояние голоду и холоду — в конечном итоге, по выражению автора «Записок блокадного человека» Лидии Гинзбург «приобретала всемирно-исторический смысл». Каждый человек, маленький, незаметный, страдающий — стал носителем этого смысла.
У блокадной повседневности много аспектов, много подробностей, в которые мы — для кого эти годы далекая история — только начинаем погружаться. Вот, например, такие свидетельства происходящего в голодающем, замерзающем городе: Утром 19 ноября 1941 года мороз на улице достиг -10 °C. 30 ноября 1941 года Исполком Ленсовета принимает решение «Об отмене воспрещения пользоваться времянками». Только 10 января 1942 года последовало решение Исполкома «О прекращении начисления платы за отопление в домах, где фактически отопление не производится».
Тепло и энергия для осажденного города — это отдельная большая тема. В Петербурге живет у своих родных — сына и невестки — Наталья Владимировна Леликова, которая в годы блокады стала водителем газогенераторного грузовика.
У Натальи Владимировны есть медаль «За оборону Ленинграда», а еще — свидетельство на литовском языке, что во Время Второй мировой войны она принимала участие в боевых действиях на стороне Антигитлеровской коалиции, российского удостоверения блокадника у Леликовой пока нет, как еще нет российского гражданства.
Наталья Владимировна прожила после войны всю жизнь в Литве, но вот в прошлом году умер старший сын и она осталась одна. В Петербурге младший сын и невестка. Они, конечно же, забрали пожилую женщину, но пока у нее нет гражданства — по миграционному законодательству надо было постоянно через какое-то время покидать Россию, чтобы въезжать опять.
Для человека, родившегося в 1924 году, это — настоящее испытание.
Великий голод, Туся, Натка
Наталья Владимировна Леликова родилась 5 мая 1924 года под Тамбовом, Ей едва исполнилось десять лет, когда она стала сиротой — в 1933 году Великого Голода. Семья тогда жила в Таганроге. Сначала в мае умерла мама — Полина Андреевна, потом в начале июля отец — Владимир Григорьевич. «Я помню, люди опухшие были, такой голод был», — так говорит о том времени Наталья Владимировна.
Девочку удалось довезти до Ленинграда — там жили братья матери — Сергей и Аркадий, молодые люди, в комнате коммунальной квартиры на Выборгской стороне, работали на заводе.
30 августа 1933 года Наташу привезли в Ленинград, но в школу в том году не отдали:
— Год я пропустила. На следующий год я пошла в школу, но старший брат записал меня в третий класс, я там училась с горем пополам, но училась. А братья работали на заводе «Красный Выборжец», Сергей был электрик, Аркадий тоже что-то по электричеству, но еще и в институте учился. Тогда братья были холостыми.
В 1941 году Наташе было 17 лет, она окончила вечернюю школу. Дома ее называли Туся, а вот на работе — она пошла работать на завод «Пролетарий» (Ленинградский изоляторный (фарфоровый) завод «Пролетарий» — прим ред.) — называли Наткой. Жила тогда в комнате в одном из многочисленных корпусов нового Кондратьевского жилмассива — на Кондратьевском, 40 (Жилмассив был построен в стиле конструктивизма для рабочих Выборгской стороны — прим. ред).
Крупина за крупиной гоняется с дубиной
В воскресенье, 22 июня Наташа услышала о войне по радио. Вступила в МПВО, дежурила, тушила зажигательные бомбы: «Щипцы такие большие, больше чем мы сами — девчонки, мальчишки — то уже все ушли». Наталья Владимировна вспоминает и о немецких листовках, которые сбрасывали с самолетов — уже с середины лета, текст одной из них помнит до сих пор:
Не сердитесь, дядя Сталин, Что мы взяли город Таллин. Чечевицу доедите — Ленинград сами сдадите.
У Наташи сначала была служащая карточка, потом рабочая. Завод эвакуировали, но многие остались, в том числе и Наташа: «Кто как остался. Дом мой — корпус 12 — разбомбили».
Кондратьевский жилмассив — ныне региональный памятник, под единым номером 40 состоял из множества корпусов. Наташа жила в корпусе 12, который разбомбило. Она плохо запомнила смертное время — от голода. Помнит, что собирали желуди, пока не выпал снег, что старшие женщины ездили в пригороды, выискивая на пустых полях капустные кочерыжки.
«Крупина за крупиной гоняется с дубиной», — вспоминает Наталья Владимировна городской фольклор.
Но шутить стали, когда смерть чуть отошла. «Чужие дети тяжесть для всех», — лаконично говорит Наталья Владимировна о своем бытовании — 17-летней девушки, у которой не было в городе близких, ведь дядья ушли на фронт. Весной 1942 года Наташу прикрепили к столовой. А потом послали на лесозаготовки на станцию Ириновка (тогда отправили на лесозаготовки около двух тысяч комсомольцев — прим. ред.). Расселили по домам местных жителей. У ленинградских молодых девушек — а именно их послали на лесозаготовки — была цинга: «Мы боялись, чтобы зубы не все выпали, во рту слюни, кровь». В лесу местность оказалась очень сырой, болотистой, поэтому Наташа радовалась, что ей удалось за свои деньги купить резиновые сапоги.
Вцепимся, как муравьи
«Поставили меня на трелевку — вынос готовых бревен, метровые, двухметровые и трехметровые были бревна, — вспоминает Наталья Владимировна. — И вот мы вцепимся, сколько могли прицепиться, и тащим, как муравьи, кто поменьше ростом, того вперед ставили». Так, на трелевке, прошли для Наташи весна и лето, осень сорок второго года. У Наташи была на лесозаготовках подруга — старше лет на шесть, студентка университета Женя Петрова: «В сорок втором в декабре месяце пришла Женя и говорит: «Знаешь, Натка, записывают на курсы шоферов, иди и ты, пока учишься, побудешь в Ленинграде это время».
Так Наташа снова оказалась в Ленинграде на курсах шоферов, она точно не помнит адреса — где-то у Финляндского вокзала. Учили водить бывшие фронтовики, раненые. Наташу учил водить полуторку танкист, горевший в танке, человек с перебитой рукой. Учили теории, практике, ремонту машин. «Когда дали нам права, то отправили в гараж, там было человек 16 шоферов в этом гараже, бензина нет, машины были газогенераторные, на дровах, меня дали как подшефную Туркову Петру Ивановичу, так он и говорит в гараже — у меня одна дочка дома, а тут вторую дали. Турков меня на газогенераторной машине учил месяца два».
Наташа на газогенераторной полуторке возила хлеб на лесозаготовки. «Она хоть воровать не будет», — так сказал про Наташу ее начальник, но сам иногда приносил ей горбушку и говорил: «На, Натка, ешь». До ноября сорок третьего Наташа возила хлеб на лесозаготовки, возила бревна к станции. «Меня уже в декабре посадили на трехтонку, потому что демобилизованных мужчин почти не было, — вспоминает Наталья Владимировна. — Женщины водили. Одну я помню хорошо — мы ее тетей Нюрой называли. Она и курила, и пила, тяжелая у нее жизнь была, просто страшно». Наталья Владимировна махнула рукой и не стала продолжать — что там страшного случилось у Нюры — потеряла ли она всю семью в смертное время или близкого человека на фронте…
Надо чурку засыпать — а сил нет
«Аккумуляторы старые, чтобы завести машину, крутили ручкой-стахановкой — метр двадцать длиной, все подходили и крутили, — рассказывает Наталья Владимировна. — На день давали примерно литр бензина, если заглохнет, а с бензина надо было перейти на газ, около кабины были установлены два бункера».
Для газогенерторных машин нужны были чурки, которые возили в кузове в мешках, сухие березовые чурки надо было еще подготовить — напилить, высушить в специальных печах в землянках в лесу. Мешки с чурками девушки сами грузили в кузова, чтобы заправляться: «Надо чурку засыпать — а сил нет».
«Заведешь машину, перейдешь на газ и едешь в лес, там бригада грузчиков грузит машину, высоко — сантиметров 70 выше кабины, примерно около 4 кубометров дров, везешь к станции, чтобы грузили в вагоны и в Ленинград, а в поселке хозяева домов просят хотя бы бревнышко — топить-то нечем. Хозяев-мужчин здоровых не было, все увечные, — рассказывает Наталья Владимировна. — Едешь по лесной дороге — корни, ямы, не завалиться бы, мост деревянный через какую-то речонку». Однажды Наташа схватилась за борт грузовика, так кусок и отвалился — старая была машина.
«И эти газогенераторные — они же слабее, чем бензиновые — раз в пять шесть, а то и больше. И кричишь уже грузчикам — не грузите так высоко, выше кабины, а то страшно. А лесовики — грузчики, пели там в лесу:
Надоели сосны — ели, надоели елочки, а все больше надоел Гитлер-фашист и лесозаготовочки.
Больше никогда не садилась за руль
Утро, когда объявили, что война кончилась, Наталья Владимировна помнит таким: «Пришла в гараж, вышел наш начальник — Август Константинович Рамп его звали, тоже бывший танкист, половина лица обожженная. Так вот он вышел и объявил нам о капитуляции Германии. Я достала тогда свои права и как кинула их. А Август Константинович подошел, поднял и протягивает мне: «Береги, еще в жизни пригодится». Я говорю: «Нет, ни за что, ни за что». Так тяжело было работать.
Летом вернулась в Ленинград, комнаты не было, поставили на очередь, жила у сестры жены брата, работала в Горном институте. И вот однажды в квартиру пришел в гости к своему брату лейтенант Василий Леликов, он был после тяжелого ранения, но продолжал служить в Клайпеде. Он приходил раза три, а потом сделал предложение:
«У тебя здесь ничего нет, а у меня комната в Клайпеде».
Наташа подумала: «Пропадай все пропадом, и институт, и очередь на комнату с большим номером». 26 января — она запомнила эту дату очень хорошо — она приехала в Клайпеду. Полуразрушенный город, люди в деревянных клумпах на ногах. В сорок седьмом у Наташи и Василия родился первый сын — Валерий. За руль Наташа больше не садилась никогда. В Клайпеде управляла лошадью: в хозвзводе была лошадь Стрелка, иногда ее разрешали запрягать в повозку, чтобы гражданские могли съездить на базар.
P. S.:
В блокадном Ленинграде была строжайшая экономия горючего. Поэтому вводились в эксплуатацию газогенераторные автомобили, к 1 августа число таких автомобилей достигло в городе 1171 единицы, исправны были примерно 80 процентов. Основным топливом для них стали сухие древесные чурки.
После мобилизации большого количества водителей-мужчин, в городе надо было готовить шоферов по ускоренной программе. Массово обучать работе на газогенераторных машинах стали лишь в конце 1941 года. Подробнее о газогнераторном транспорте в блокадном городе можно узнать в статье научного сотрудника Дворцово-паркового ансамбля «Ораниенбаум» ГМЗ «Петергоф» Петра Чекалева-Демидовского «Газогенераторный транспорт как попытка решения проблемы топливного обеспечения блокадного Ленинграда».
