Совладелец комбайнового завода «Ростсельмаш» Константин Бабкин объявил о планах остановить производство. По словам бизнесмена, это вынужденный шаг и он продиктован действиями властей, отменивших субсидии на производство сельхозтехники.
О том, как потеря господдержки может сказаться на отрасли, сельском хозяйстве и жизни страны в целом, а также о том, как госполитика вынуждает машиностроительный бизнес «бежать из России», Константин Бабкин рассказал в интервью Znak.com.
— Константин Анатольевич, расскажите подробнее о планах остановки производства на «Ростсельмаше» и причинах, которые привели к этому?
— В последние недели планы «Ростсельмаша» пришлось пересмотреть. В частности, резко снизить загрузку, из-за чего завод будет простаивать в августе — сентябре. В дальнейшем производство запустим в режиме работы три дня в неделю. Это произошло потому, про правительство пересматривает меры поддержки в области сельского хозяйства, сельского машиностроения, что привело к снижению рынка, и нам приходится на это реагировать.
— Вы имеете в виду отмену субсидий?
— Да, нам объявлено, что не будет финансирования. Что субсидии остановлены, программа № 1432, которая позволяла аграриям приобретать технику со скидкой, с нового, 2020 года завершается. Деньги на господдержку, которые были выделены на этот год, уже закончились. Нам обещают какие-то новые меры поддержки, но их содержание, условия пока не объявлены. В ожидании этих мер рынок уже затих, люди перестали покупать сельхозтехнику.
— Проблемы будут не только у вашего предприятия?
— Это затронет отрасль в целом. Программа субсидирования касалась 63 предприятий — практически всех, производящих сельхозмашины в России, где работает около 60 тыс. человек. Кроме них, есть еще техники, аграрии. Так что в итоге этот шаг отразится на миллионах людей, а если мы говорим в целом об экономической политике, то — на всех. Конечно, если сравнивать сельхозмашиностроение с другими направлениям, то оно не самое крупное.
В год мы производим техники примерное на 120 млрд рублей год. Посчитали, наверное, что это не очень большая отрасль, поэтому на ней можно ставить эксперименты.
— Как работали эти субсидии и почему их решили отменить? Из-за нехватки средств в бюджете?
— Да нет, в бюджете есть средства. Говорили, что вроде как эта субсидия работает неидеально: крупным предприятиям достается больше денег, маленьким меньше. Субсидия так построена, что ее размер составляет 15% от суммы проданной техники. Логично, что те, кто больше техники производил и продавал, получал больший размер поддержки. Заводы — получатели субсидий должны были соответствовать определенным требованиям, прописанным в программе. Так, уровень локализации производства должен быть серьезный. Нельзя было привезти машину из-за границы, здесь прикрутить ей колеса и потом сказать: давайте мне субсидии. Так система не работала. Для производства трактора или комбайна в России должно было выполняться определенное количество операций, включая обработку металла, конструкторские разработки. Государство выплачивало предприятию 15%, и эта скидка потом транслировалась покупателям.
То есть были созданы стимулы для развития производства в России, расширения ассортимента продукции. В итоге несколько иностранных компаний, вместо того чтобы ввозить уже готовые машины, начали их производить в нашей стране. Все в итоге вело к развитию экономики, увеличению поступлений в бюджет. Расчеты Минфина показали, что один рубль, вложенный государством в эту программу, в первый же год запуска субсидии приносил дополнительно 82 копейки налогов. Это была очень выгодная программа для государства, которая имела много позитивных эффектов, включая рост зарплат в отрасли, повышение производительности труда. Так продолжалось пять лет.
— Если дело не в проблеме с бюджетом, то в чем?
— Четких и ясных аргументов, почему субсидии решили отменить, мы так и не услышали. Из того, что анонсировалось в дальнейшем, — поддерживать отрасль решено через лизинг техники. То есть субсидии на поддержку отрасли решено направлять не производителям, а лизинговым компаниям — по сути, финансовым структурам. В общем-то такая политика укладывается в либеральный подход, который мы видим. У нас в последнее десятилетие банки и финансовые организации получают львиную долю господдержки, а реальный сектор, несырьевой, финансируется по остаточному принципу. Видимо, в этом ключе решили и продолжать. Зачем заводам давать деньги, если можно их выделить финансовым организациям? Мы считаем эту логику неправильной, но она работает сегодня.
— Все же почему отрасль не может обойтись без субсидий?
— Да, некоторые говорят: зачем нужен бизнес, который зависит от дотаций? Скажу так — можно было бы вести бизнес и без дотаций, и это был бы идеальный вариант. Но он возможен, если только государство снизит налоги, если сделает кредиты дешевыми и если будет бороться за рынки — за внешний, за внутренний, заниматься протекционизмом, продвижением российского производства во внешней торговле. Тогда, конечно, дотации не нужны будут. У нас огромный профицит бюджета. Россия могла бы снизить налоги и при этом несколько лет существовать безбедно. Она сразу бы стала самым лучшим местом для экономической деятельности.
Можно ли изменить политику по поддержке нашей продукции на мировом рынке? Конечно, можно. Вон [президент США Дональд] Трамп борется, продвигает свои товары. Если бы наше правительство этим занялось, то можно было бы значительно увеличить объемы продаж. Субсидия — это такая временная замена правильной экономической политике. В идеале субсидии не нужны.
Если вспомнить времена, когда программы господдержки не было, то в те годы производство сельхозмашин в стране шло на спад, так как выгоднее было производить технику не в России, а в других странах. Возьмем, к примеру, Канаду. Там кредит для предприятий стоит не 15% и не 20% годовых, как у нас, а 0,5% годовых. Электричество — на 40% дешевле. Налоги ниже, металл дешевле на 20%, и так далее. Во многих странах более комфортные условия для производства сельхозмашин, чем у нас. И этот фактор приводил к тому, что постепенно производство машин снижалось и рос импорт. В 2013 году лишь 26% рынка сельхозтехники приходилось на российское производство, и была тенденция к дальнейшему снижению. Ввод субсидии привел к тому, что в России стало выгоднее производить, отрасль воспряла, и за пять лет доля российских сельхозмашин на рынке увеличилась до 60%.
— После отмены субсидии снова будет запущен негативный сценарий?
— Да, будем двигаться по тому пути, которым уже шли. Доля 60% будет постепенно снижаться, а потом вообще закроется российское сельхозмашиностроение, фактически как гражданское авиастроение, если ничего не изменится. Наверное, у чиновников образ мышления такой, что машиностроители, сельское хозяйство — это черная кость, его можно особо не поддерживать, а держать в подавленном состоянии. Но ведь сельское хозяйство не может обходиться без машин. Если посмотреть обеспеченность хозяйств машинами, то у нас она в десятки раз меньше по сравнению с западными странами. Если посчитать лошадиные силы на гектар, то у нас раз в пять меньше лошадиных сил, чем в Белоруссии, Казахстане. У нас критический недостаток машин на селе, и в этих условиях ставить эксперименты на производстве, которое ориентировано на обновление парка — не правильно.
— Мне кажется, что у нас сейчас больше обсуждают не поддержку сел, а развитие мегаполисов, создание конурбаций.
— Да, приходилось слышать мнение в правительстве, что надо оставить семь мегаполисов в России, а все остальное — лишнее. В мегаполисах пусть финансисты сидят, пусть пользуются поддержкой, а село — это прошлый, позапрошлый век. Но Россия не сможет удержать территорию, если не будет вся заселена. Если оставить только крупные мегаполисы, сосредоточение там населения приведет к тому, что остальные территории опустеют. Временно. А потом будут заселены другими народами. Дальше это выльется в совсем тяжелые последствия. Кроме того, развитое сельское хозяйство — это продовольственная безопасность. Если страна не обеспечивает сама себя продовольствием, то она попадает в зависимость от других стран, от их политики, санкций. Если мы уничтожим свое сельское хозяйство, это приведет к непредсказуемым последствиям.
Если мы хотим иметь гармоничную экономику, гармоничное общество, то развитое сельское хозяйство — это необходимое звено. Это еще и решение демографических проблем, так как на селе рождаемость, как правило, выше, чем в городе. К сожалению, сегодня надо это доказывать и объяснять — не все понимают в обществе, правительстве, что село нужно. Но это так. Нужно и продовольствие, и машины для этого продовольствия.
— Перед вашим заявлением «Автоваз» на несколько дней приостановил производство. Понятно, что компания относится к другому направлению и там свои причины, связанные с поставщиками, но можно ли провести какие-то параллели между двумя случаями?
— Параллели тут такие, что общий экономический фон в стране не очень теплый. Дорогие кредиты, высокие налоги. Автомобилестроение живет, потому что есть меры господдержки. Но система мер господдержки — нестабильна. И строить какие-то долгосрочные планы предприятиям очень сложно. При этом надо вести согласованную политику между поставщиками, производством, дилерами. В развитых странах все эти связи просчитываются на годы вперед. Но в наших реалиях ни о каких планах на годы вперед говорить невозможно. Нам бы день простоять да ночь продержаться. Ну хоть месяц. Ну на три месяца максимум видно будущее. А что за этим горизонтом — не понятно.
Какие будут налоги, субсидии, что отменят, а что введут — нет ни в чем уверенности. Да, такие направления машиностроения, как автомобилестроение и сельхозмашиностроение, отличаются в нюансах, но причины проблем у них одни и те же — нестабильная, неправильная, некомфортная экономическая политика, не ориентированная на развитие реального сектора экономики.
В прошлом году какие решения были? В России подняли НДС, повысили цены на бензин, и после этого сразу начали дорожать металл, различные ресурсы, например, электроэнергия. Общий экономический фон и раньше-то был не очень хороший, но он еще и продолжает ухудшаться. Все это ведет к тому, что машиностроители из России побегут.
— У вас же есть проект в Канаде действующий. Он действующий?
— Да, он сохранился, работает. В 2008 году, когда в стране все было совсем плохо, компания «Ростсельмаш» должна была расширяться, и мы посмотрели, где выгоднее производить тракторы, купить производство. Изучили предложения в России, СНГ, Европе и поняли, что самое правильное место для производства тракторов, которые затем будем продавать в России, — в Канаде. Это было больше десяти лет назад. Мы купили тогда в Канаде тракторный завод. С ним все хорошо. Правда, полтора года назад мы перенесли оттуда в Россию производство одной из самых популярных моделей трактора, чтобы соответствовать условиям получения субсидии. Но теперь не знаю, как дальше пойдет. Может, опять в Канаду вернем. Если здесь не будет субсидии, то производство трактора в России лишится смысла.
— Выйти из российских активов и развивать бизнес только в Канаде желания не было?
— Нет, такого желания не было. Мне, как гражданину, хочется, чтобы в России было все хорошо, но, с другой стороны, я еще и бизнесмен. Если делается все, чтобы в России было невозможно производить машины, я как руководитель компании обязан переводить производство. Мы готовы бороться, объяснять, что нужно сделать, чтобы в России росло машиностроение. Но если нас не слышат, то приходится реагировать — либо сворачивать производство, либо переносить его куда-то. Есть желание развивать бизнес только в России, но не всегда желания совпадают с реальностью.
— Была реакция чиновников на ваши слова за последние два дня?
— Говорят: «Зачем ты шум поднимаешь, зачем негатив льешь?» Я не очень понимаю, что за негатив. Мы просто предупреждаем, что рынок упадет, если убрать субсидии. Пока что [чиновники] лишь высказывают претензии на то, что мы говорим правду. А про изменение решения о поддержке сектора нам ничего не сказали. Хотелось бы, чтобы это случилось, и пораньше — в течение двух недель, месяца.
